«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

Съезд проходил в то время, когда фактически вся территория белорусско-литовских губерний в результате февральского 1918 г. наступления германских войск была оккупирована и в спешном порядке 3 марта 1918 г. был заключен Брестский мир. Линия фронта прошла западнее Витебска, на юг (по Днепру) и восточнее Гомеля. Эти события вызвали новую волну беженцев. На съезде прозвучал голос из оккупированных местностей Виленской губернии – смог приехать в Москву и выступить на съезде директор Будславской гимназии Иосиф Василевич: «В Белоруссии в настоящее время живется плохо. После прихода немцев жизнь замерла. Вся Белоруссия превратилась в тюрьму и застенок. <…> Пошли экзекуции и расстрелы. По всей Белоруссии стоит стон. Белорусский народ – сирота. Остались только священники и ксендзы, которые выпрашивают перед немцами разные льготы только для себя. <…> При проезде через Коренево выяснил количество и положение беженцев. Здесь у станции их находится до 25 000. Беженцы лежат на откосах, мокнут, голодают <…> Тот скорбный путь, который прошли беженцы в начале войны, был устлан крестами и могилами, обратный путь тоже будет усеян могилами»[1315] .

Несмотря на то, что белорусские территории были оккупированы германскими войсками, единственным выходом из создавшегося положения с беженцами виделась их реэвакуация на родину. Эта мысль звучала в выступлениях с мест и в наказах делегатам: «Требовать немедленного выезда на родину»; «Принять все меры к скорейшему возвращению на родину»[1316]. Не требование, а слезная просьба в протоколе общего собрания беженцев Гродненской и Минской губерний, проживавших в селе Головинщина Н.-Ломовского уезда Пензенской губернии: «Просим вашего содействия оказать нам какую-либо помощь или ускорить выезд на родину, а если нельзя на свою сторону, то куда бы то ни было, жить нельзя больше. Все мы на себе износили за три года одежду, все мы измучены и забыты совсем. Еще раз просим Вашего содействия не оставить нас и ускорить нам выезд на свою родную сторону»[1317].

По поводу вопроса о реэвакуации беженцев на страницах сборника материалов съезда имеются любопытные документы: радиотелеграмма Германского правительства от 21 апреля 1918 г. № 120–122 «Русскому правительству, Комиссариату иностранных дел» за подписью Буше и ответ гр. Мирбаха на письмо российской стороны от 27 мая 1918 г. «К вопросу о возвращении реэмигрантов». В первом документе германская сторона на запрос российского правительства сообщает: «Желаемое открытие границ, к сожалению, еще невозможно, однако главнокомандующий на восточном фронте имеет поручение допустить реэмиграцию отдельных лиц на территорию восточного главного командования и в Варшавское Генерал-Губернаторство на следующих условиях:

1) Беженцы должны иметь с собой съестные припасы, достаточные до следующего урожая.

2) Польские реэмигранты могут быть допущены только в Варшавское Генерал-Губернаторство.

3) Другие национальности будут допускаемы на территорию восточного главного командования сообразно с возможностью находить для них помещение.

При этом предполагается, как предпосылка, что Русское Правительство будет допускать въезд реэмигрантов, требующих возвращения из территории восточного главного командования в Россию»[1318].

Второй документ касается технической стороны организации пропуска реэмигрантов из России: «До сих пор около Орши с русской стороны около 25-ти или 30-ти тысяч реэмигрантов ожидают допущения на оккупированные территории, причем в их принятии частью должно быть отказано, частью оно может состояться только постепенно. Императорское Германское Правительство поэтому предлагает, чтобы возможно скорее сначала в Смоленске, а потом также в других русских узловых пунктах, были созданы Германо-Русские комиссии под германским председательством с далеко идущими полномочиями председателя, с целью отвлечения потока реэмигрантов от Орши и с целью урегулирования его, поскольку он будет двигаться через Оршу сообразно с тамошними возможностями принятия реэмигрантов. Так как около Орши имеется опасность эпидемии и голода, Германское Правительство просит Русское Правительство возможно скорее заявить о своем согласии с вышеприведенными предположениями»[1319]. По состоянию на 1 сентября 1918 г. в списках на реэвакуацию на территорию Беларуси из Европейской России и Сибири было 617 273 человек[1320].

В оккупированном Минске уже была провозглашена Белорусская народная республика, было сформировано ее правительство. В своем выступлении на съезде секретарь Белорусского национального комиссариата при правительстве РСФСР, а в скором времени первый руководитель правительства провозглашенной в 1919 г. ССРБ Д.Ф. Жилунович сформулировал отношение к ней, что также вошло в опубликованный протокол съезда: «Минское Правительство подобно Украинскому и Финляндскому заискивает перед Германией, и через это теряет уважение – последней. Немцы совершенно не считаются с этими правительствами <…>» [1321].

Не только в ходе, но и после окончания войны мнения важнейших участников белорусского национального движения о событиях, происходивших на оккупированной территории, разошлись, что объяснялось различиями в личном опыте проживания самих лет войны: В.И. Игнатовский был в Минске, М.В. Довнар-Запольский – в Киеве, Д.Ф. Жилунович – в Петрограде. Игнатовский и Довнар-Запольский в обобщающих работах по истории Беларуси, написанных в 1920-е годы, отмечали, что после оккупации значительной части Беларуси немецкими войсками белорусское движение активизировалось вплоть до объявления государства на национальной основе. В то же время Жилунович считал, что, наоборот, это привело к временной приостановке национального движения, но позже оно проявилось именно в беженских комитетах в городах Российской империи, ставших его основными центрами. Опыт беженства способствовал выработке чувства национальной идентичности белорусов, на чужбине ощущавших себя Чужими по отношению к местному населению.

После завершения военных событий санитарные последствия войны, ее влияние на движение населения, военные потери, статистика травматизма, заболеваемости и инвалидности в войну нашли отражение в «Трудах Комиссии по обследованию санитарных последствий войны 1914–1920 гг.»[1322] Первыми оценить движение населения под углом демографических перемен попытались Е.С. Канчер [1323], Ф. Турук[1324] и А. Цвикевич[1325]. Е.С. Канчер, историк и географ, в своей работе опирался на данные по регистрации беженцев-белорусов Белорусским отделом Комиссариата по делам национальностей Союза коммун и Северной области. Доступ к ним у него был свободным благодаря специфике его службы. В 1918 г. он возглавлял научно-статистический комитет Белорусского национального комиссариата – подразделение Наркомнаца РСФСР. Затем после